Поступь истории России глазами кремлевского врача

Летом мы с женой и сыновьями поселились в просторной избе деревни Выползки около станции Пинюг. хутор эта ей-ей действительно выползла из-под холма.
Два-три раза в сутки мы ходили в санаторий, перебирались вброд после речку Пушму, тюрьма вода которой нас освежала, а ребят манила купаться. совершенно были пышные травы, ковры цветов и толпа земляники. В соседних лесах на полянах все краснело от ягод. Ягоды были крупные, спелые, висели обильными гроздьями. Ни до, ни опосля я столько земляники не собирал, и до сих пор мне мерещатся, Кагда закроешь глаза, эти волшебные ягодные заросли».

————————————————————————-

Недели три обратно мне попала в руки эта книга

Мясников Александр Леонидович Пульс России: переломные моменты истории страны глазами кремлевского врача / А.Л. Мясников. – Москва: ЭКСМО, 2014. – 496с.
ISBN 978-5-699-75726-8

«… Трамваи не ходили… знать давали скудно. Магазины были заколочены…
И все же житье продолжалась: спорили, заседали, учились, ходили в подмостки и на концерты. И я помню, в воздухе было вещь такое захватывающее, героическое, как словно стучала шаг истории».
Прочтите эту книгу, и вы сможете понимать как явный переломные моменты истории страны глазами знаменитейшего советского врача, лауреата международной премии «Золотой стетоскоп» А.Л. Мясникова.
Рукопись эта писалась не для публикации и была запрещена к печати. Оно и понятно. Ведь отечественную историю XX века отразил самовидец и прямо сопричастник тех судьбоносных для страны событий.
Почувствуйте стиль времени!

Мясников Александр Леонидович

Прочитав эту книгу не мало раз, решил выборочно процитировать наиболее интересные, с моей точки зрения, строки.
«В 1890 году госпиталь отца в городе пунцовый гора была открыта в нашем каменном доме (где я после родился) – на десять коек, с оплатой питания и лекарств по тридцать копеек в день. Конечно, клиника поглощала средств во бесчетное количество раз больше. выше- священник получал нужные суммы из своей частной практики по городу. Их он и тратил на больницу».
«Расстрел заложников, не имевших какой-либо вины до советской властью зa исключением их неважного прошлого (то глотать только, возможно, психологически настроенных противу социальной революции), поразил язык – не только горожан, Но и крестьян. Вскоре по городу прошла шерсть обысков. испытание был и около нас, безделица предосудительного не нашли, обращались корректно, перечитали письма, найденные в доме и амбулатории».

«Мы были В любое время совсем немного голодны. В Москве жилось уже трудно. Из дома мне посылали караваи черного хлеба, в которые запекались яйца (нельзя было доставлять яйца как таковые). Мешочники заполонили поезда. Дачные поезда привозили молочниц с разбавленным водой молоком».
«Профессор Георгий Федорович Ланг мне показался важным и властным. Одет он был безупречно (всегда белые рубашки со сверкающими чистотой манжетами и воротничками и причинность выутюженный костюм; к тому же он облачался в белый вытянутый халат). Его глаза через очки светились умом, дальновидный суждение заставлял недавно залпом подтягиваться, случаться как дозволительно больше на высоте своих возможностей, хлопотать не бросать себя случайной глупостью. Большая рисунок Г.Ф. Ланга В любое время выделялась на обходах между топы врачей – действительно слона окружали какие-то другие, более мелкие и незначительные звери».

Ланг Георгий Федорович

«Через дверь был слышен императивный напев Ланга: «У вас я ничто не нахожу. Только нервность на почве переутомления. Вот вам микстура, пить так-то и так-то. Кагда приходить сызнова Не надо. Все пройдет». Действительно, обычно все проходило. большая часть пациентов были невротики либо мнительные, или же кем-то (часто врачами) испуганные люди. Им было гордо посещать около знаменитого профессора, опосля чего они вскоре забывали о том, что считали себя кроме намедни больными. На приеме около Г.Ф. Ланга я убеждался в том, как велик суггестивный компонент в лечении. И мне с тех пор понятно, почему в время расцвета терапии (антибиотики, гормоны, витамины) все опять популярна гомеопатия. Маленькие блестящие зернышки, полученные из рук знаменитого гомеопата (по сути дела, абсолютного шарлатана) действуют да же, как бром с валерианой, полученные по рецепту Ланга».

«Ланг выписывал около двадцати иностранных медицинских журналов. исключая того, беспрестанно приходило по почте гибель бандеролей с иностранными марками и книгами. вместе около Ланга была превосходная библиотека, которой пользовались его сотрудники. Ланг отличался умением мгновенно улавливать самое главное, различать нужное от ненужного. Он обладал не только исключительной эрудицией, Но и особым складом ума, позволявшим громадные литературные материалы скоро цитировать в стройную и эффективную систему. Его опасный догадка не поддавался на моду, сенсацию, пусть бы каждую новую идею, свежий метод он отмечал с интересом».
«Обработка данных требовала элементарной порядочности. что раз я ловил себя на желании отбросить какое-нибудь исследование, которое не давало тех результатов, на которые, казалось, надо было рассчитывать. В любое время хотелось владеть «убедительные данные». ежели и я находил в себе настолько порядочности, что бы не портить результаты наблюдений, все же могу по себе сказать, как велик приманка к приукрашиванию своей работы. преимущественно склоняет к этому порочное клич вышестоящих инстанций слишком детализировать ожидание научных работ и определять сроки их окончания, истинно снова и «ожидаемые результаты». Вероятно, столь частое расхождение посреди фактическими данными, полученными различными авторами, отчасти объясняется не только фальшью методик, Но и фальшью исследователей».

Ланг Гергий Федорович

«Мне известно было, за вычетом того, одно важное обстоятельство: Плетнев не лечил Горького последние деньки его болезни – его лечил Г.Ф. Ланг. то есть Ланг был привлечен по указанию Сталина в Горки и десять дней находился там неотлучно. Под его личным наблюдением и проходило лечение М. Горького. К счастью, постановщикам трагедии не нужен был Ланг, на него не распространялся ее сюжет, отчество Ланга не фигурировало и на «процессе», как так сказать его там и не было».

«Доверенное лицо» — дитя той фальшивой демократии выборов, которая установилась в нашей стране».
«Война с Финляндией оказалась очень тяжелой. Финны сражались как львы, отстреливались в лесах с деревьев. Они причинность укрепили границу на Карельском перешейке (линия Маннергейма), и кладезь пролилось крови наших бойцов, что бы напоследок преодолеть финскую оборону. место Ленинград был забит ранеными. К тому же стояли лютые морозы, с фронта поступали больные с «отморожением легких» (род очень тяжелого диффузного бронхиолита).Летом 1940 возраст мы жили на даче. Стояло жаркое лето. Был небывалый урожай грибов. К войне, говорили в деревне. Грибы росли даже около заборов, по дорогам. Я по сам-друг раза в число тащил из леса огромные корзины белых».
«1 августа 1940 возраст состоялось приговор об организации на базе III Ленинградского медицинского института и морского факультета I ЛМИ Военно-морской медицинской академии. Обуховская клиника приняла под свои своды моряков».

Плетнев Дмитрий Дмитриевич

«Трагический поход Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт под началом бывшего фельдшера, а днесь адмирала Трибуца, вероятно и был вынужденным. Но если бы правительство имело больше способности предвидения и меньше тупого послушания, оно бы могло совершить его раньше и тем спасти тысячи жизней славных моряков для той же самой обороны Ленинграда. Флот шел под обстрелом с обоих берегов Финского залива, под градом бомб немецких самолетов. Суда тонули одно зa другим. Соленая купель поглотала и наших военно-морских врачей, в том числе и наших милых воспитанников и воспитанниц. Впрочем, некоторые из них спаслись и, лежа около нас в клинике, рассказывали о пережитых ужасах. Морское командование решило переправить из Ленинграда после Ладогу молодежь, окончившую только что военно-морские учебные заведения. Слушатели Военно-морской медицинской академии были в их числе. Они добрались до какого-то поселка на Ладожском озере, вечер погрузились на баржи. Бушевал шторм, темень, баржи были старые, их раскидало, налетели немецкие самолеты, почти что все суденышки разбились и потонули, а с ними – и не мало тысяч специалистов».

Финские солдаты отправляются на фронт в 1939 году

«В Кирове мы обосновались в Военно-морском госпитале, занявшем большое новость вместилище Центральной гостиницы. полный атаман по прозвищу Федя-кипяток нас вдоволь накормил, действительно в санатории. Мы стали отыскивать базу для организации клиники. прежде открыли клинику в одном из эвакогоспиталей, после решено было главные клиники разместить в военно-морском госпитале. Получились небольшие, Но довольно благоустроенные отделения, с хорошими лабораториями. Возобновились занятия со слушателями. Для теоретических кафедр было отведено постройка педагогического института, зa базарной площадью.
Киров периода войны был достаточно оживленным городом. Разместились около какие-то заводы. Бесчисленные эвакогоспитали заняли лучшие здания. Собирались конференции врачей, даже научные. больница для торакальных больных работал торчмя как институт – с хорошим рентгеновским кабинетом, биохимической лабораторией и т.д. Мне приходилось там посещать на консультациях.
Поезда привозили из Ленинграда истощенных. Мы в клинике занялись систематическим изучением новой для нас болезни – алиментарной дистрофии.

В Кирове снова жили родственники Васнецовых. Мы посетили их вилла и посмотрели оставшиеся там второстепенные вещи. На пайковые селедки выменяли этюды Хохрякова и Деньшина.
Летом мы с женой и сыновьями поселились в просторной избе деревни Выползки около станции Пинюг. урочище эта есть тот грех будто выползла из-под холма.
Два-три раза в погода мы ходили в санаторий, перебирались вброд после речку Пушму, тюрьма вода которой нас освежала, а ребят манила купаться. совершенно были пышные травы, ковры цветов и много земляники. В соседних лесах на полянах все краснело от ягод. Ягоды были крупные, спелые, висели обильными гроздьями. Ни до, ни опосля я столько земляники не собирал, и до сих пор мне мерещатся, Кагда закроешь глаза, эти волшебные ягодные заросли».
«Говорят, что здоровый. правильный персона не думает о смерти, Но это правильно в отношении молодых. Арифметика годов неумолима. Она математически доказывает, как маловато остается жить. Даже при большом оптимизме сильной нервной системе нельзя освобождаться от постоянного и нарастающего страха смерти, хоть бы его дозволено искусственно укрывать или же сглаживать биолого-философскими соображениями. Мне кажется, что перворазрядный «козырь» религии – религия в загробную жизнь, — как бы он ни был глуп самовольно по себе, создает около верующих увольнение от этого страха».
«Больные не любят быстрых врачей, считают их поверхностными, а почитают тех, которые кряхтят, молчат, как бы думают».

«Сущность состоит в том, что важность ученого около нас все паки почасту определяется личными связями, симпатиями себе подобных или же сила имущих. К тому же выдвигаются человеки менее достойные в пику более достойным (дабы последние не через силу кичились свои научным значением, подумаешь!). гордо установить общее поравнение, нивелировку коллектива, а не выпячивать персональные заслуги отдельных лиц. как в трамвае – не высовывайся!».
«Удивительно живуча доверие в знахарей между нашей социалистической «интеллигенции»! Некая немка предложила целить туберкулез каким-то снадобьем – это в эпоху стрептомицина! Она имела «руку» в Совете Министров. В Ленинграде до сих пор лечит рак солями кадмия проходимец, имеющий, правда, некоторое известие к медицине ( его супруга – онколог). В его поддержку выступают литераторы (правда, главным образом, женщины – закон Кетлинская, Антонина Коптяева). Московские артисты лечатся около гомеопатов. Гомеопат Мухин имеет богатейшую практику, собрал отличную коллекцию картин Рериха.
Подлинная предмет не вызывает эмоций – важна красота результата, действующая на воображение».
«Плохо было прежде в сельском хозяйстве. Колхозы, по крайней мере, в северной полосе Союза, жили бедно. Мы ежедневный бывали на даче и могли замечать «вымирающие деревни» (выражение А.И. Шингарева в дореволюционный период)».

«Блат вместе вошел в нашу питание как деньги, как ситуация (впрочем и оно почасту определяется блатом).С течением времени стали казаться и другие, обычные возможности, Но и до сих пор наша проживание во многом соглашаться с поддержкой блата».
«Удалось посещать в Версале. Красивые, величественные парки, Но само строение дворца вторично мрачно и пусто. Фонтаны не работали. Статуи кроме не были возвращены (после немецкой оккупации). Нам объяснили, что на возрождение Версаля около французского правительства нет денег. да пришел на поддержка богатый – делянка восстановительных работ была выполнена на его пожертвования, зa что в его почтение повешена мемориальная доска».

Швеция – нейтральная страна, не воевала уже 150 лет. Мы этим склонны мотивировать рослый стандарт жизни населения (но, не только этим, мне кажется). Рабочие имеют хорошие квартиры (мы были в них) из двух-трех комнат. Их распределяет муниципалитет, даже в домах, построенных на частные имущество (владелец получает как только доза квартирной платы – другая соглашаться в повальный фонд, какой обеспечивает ремонт, коммунальную службу и т.п.)».
Книга содержит ворох других интересных материалов и тонких жизненных наблюдений автора.
Она будит интересна для всех, а не только для работников медицины.

Александр Рашковский, краевед, 10 мая 2015 года.